Опубликовано 17 августа 2023
– Расскажите о себе, о своей семье, откуда у вас корни?
– Я сама родилась в посёлке Перевоз и выросла там. Родители у меня всю жизнь кочевали, но раньше вообще – пока дети дошкольного возраста – все кочуют по тайге, а как только дети достигают школьного возраста – раньше, в советское время у нас интернат был в городе. Это было вообще очень хорошо. У нас в посёлке был пришкольный интернат, где учились дети коренных народов. Был такой в отдалённых посёлках интернат, где, в основном, коренные были. Ну а потом стали нас отправлять в город, в школу №3, которую мы все вспоминаем с глубокой благодарностью. Тех педагогов мы помним по именам (их уже нет в живых, они тогда уже были возрастные). Ну а после окончания школы-интерната, у нас восемь классов было, как я рассказываю: выдали нам такие балеточки, сменное бельё, зубная паста, полотенца, халаты, курточки, и купили билеты. Спросили: «Куда ты хочешь пойти учиться?». Я уехала в Киренск с подругой. Она поступила в педучилище, а я с друзьями-мальчишками поступила в речное ФЗУ на радиста. Моя профессия – радист. А потом я, уже взрослой, много лет там отработала, приехала домой, на Перевоз, в гости. У меня папа был уже возрастной, 84 года. Мне его стало жаль, он меня приходил провожать к самолёту и не отпускал. И я уехала, уволилась и вернулась. Работала сначала в геологоразведочной партии радистом. Ну а потом, когда началась перестройка, пригласили меня работать замещать директора Досугового центра, когда она была в отпуске. Она потом уволилась, а я так и осталась там работать. А потом, однажды, прочитала, в «Областной газете», в рубрике «Интересные люди» о Нине Глебовне Вейсаловой. Я увидела её большую фотографию, где она в национальном костюме среди ромашек сидит. Она дала интервью, что вот она организовала в Ербогачёне этнокультурный эвенкийский Центр, и она рассказывала, чем они там занимаются. Я так загорелась, я тут же позвонила по номеру газеты. Они сказали, что мы не даём телефоны, только с разрешения. Потом Нина Глебовна, спасибо ей огромное, перезвонила мне, и у нас завязалась дружба с ней. Она пригласила меня на первый съезд нашего союза, и вот так вот всё и загорелось у нас. Это были 90-е годы, начало 2000-х. Она тоже только приехала, к себе вернулась на родину. Этнокультурный центр открылся не сразу. У меня было желание, но я не знала, как это сделать. А потом компания «Полюс золото» объявила у нас в районе грантовый конкурс. Я поучаствовала в этом грантовом конкурсе, сначала как директор Досугового Центра. Мы построили у себя парк культуры и отдыха. Это первый был такой проект. Потом был проект спортивно-оздоровительный – зал с тренажёрами, боксами. И третьим был наш этнокультурный Центр. Полмиллиона выиграли мы, и на эти полмиллиона создали свой этноцентр, где открыли кружки национально-творческие. Национальное творчество много лет ведёт Матрёна Николаевна Курчатова – женщина, которая воспитала 10 детей, 8 внуков. Занимаемся шитьём одежды, орнаментированием, обувь шьём. Сейчас сшили шубу с эвенкийскими орнаментами. Вот если нас довезут до Бодайбо, и в Иркутск, на “Северный Аргиш”, мы привезём все свои костюмы и шубы, которые пошили, пальто женское. Это всё изготовлено в кружке. На кружки ходят как дети, так и взрослые женщины. Например, кто-то шьёт что-то, и приходит нам шьёт, потому что у нас все машинки швейные – простые и с современными программами. Вместе веселее. Не только у нас там этнокультурный центр, но и центр общения. Мы проводим семейные чаепития. Выезжаем, встречаемся с другими народами Севера на “Северных Аргишах”. У них общественные организации, в основном. Они рассказывают, чем занимаются. В основном это проведение национальных праздников и традиционные промыслы.
Но мы, вообще, занимаемся не только этим – мы проводим и патриотические программы, и военно-спортивные игры. У нас уже 5 лет идёт цикл «Снайперы Севера против 3 рейха». Мы собираем историю о снайперах Севера – именно сибиряков коренных – якутов, эвенков, тофаларов. Уже 8-й год на территории этнокультурного центра совместно с общиной “Тайга” коренных малочисленных народов и администрацией района работает районная программа – “Дети Бодайбинского района – оздоровление”, лагерь дневного пребывания. Вначале два года мы только своих принимали, а потом стало как-то неудобно. У нас маленький посёлок – 500 с лишним человек – и дети у нас никуда не ездят. Тяжело всё это – и дороги, и финансовые средства. Поэтому наш лагерь пользуется таким спросом. Ребятишки стали подбегать, и мы стали принимать всех детей. И вот сейчас на этот период , он у нас начнёт работать с 14 августа, уже по телефонным звонкам мы насобирали 32 ребёнка – это почти весь наш детский контингент. Лагерь у нас в августе, потому что дети уезжают в стойбища, родители увозят их, и они потом привозят их в школе. Одеть-обуть-подготовить. И именно в это время они подвозят, с опозданием, пусть на 2-3 дня.
– Они до сих пор живут по стойбищам?
– Есть семьи, которые уже там не живут, только мужчины занимаются охотпромыслом, а на лето уезжают всё равно домой, хотя у них есть в посёлке и квартиры, а на лето они уже все уезжают. В мае заканчивают школы и в начале июня их уже забирают. У каждой семьи свой охотно-промысловый участок, который даётся зверпромхозом в пользование, хотя эти участки уже издавна принадлежат им, их предкам. Все предки охотились на этих участках. В советское время было положено, чтобы занимались и сдавали пушнину, что и до сих пор они делают. Заключают договор со зверпромхозом, и, конечно, охотятся.
– Олени у вас есть?
– Олени есть, но в малом уже количестве, потому что везде ведётся разработка золотодобывающими организациями. Почвенный покров меняется, олени стали болеть у нас. Ветеринар приезжал зимой, но в такой период, когда и река разливалась, и мы не смогли его увезти, по стойбищам провезти, чтобы он вакцинировал оленей. Надеемся, что к осени он подъедет, в августе, чтобы мы смогли его повозить.
– Какой эвенк без оленя?
– Конечно, у нас даже песня есть такая эвенкийского поэта писателя Алитета Немтушкина «Какой я эвенк без оленя».
– Вы эвенкийским языком владеете?
– Нет, мы его изучаем. Сейчас таких словарей, которые явно бы выпускались бы министерством образования, такого нет. Есть, которые выпускает наш Союз.
– Кто-то в стойбищах говорит ещё?
– Нет, говорящих на эвенкийском у нас нет. Мама моя говорила. Мы больше говорим там на якутском. Это моё поколение. А наши дети уже к сожалению, нет. Якутский ещё есть, потому что наша территория, граничит с Якутией. И родственники там живут. И даже якутоговорящих у нас – сёстры мои старшие, я вот, – мало очень. Остались те, кто ещё немного слышит-понимает. В моём центре мы говорим на якутском языке, но у нас словарики везде эвенкийские. И мы изучаем. Я, к сожалению, не так рьяно его изучаю, в силу того, что занятость большая, а вот у меня девчата, которые сидят, рукоделием занимаются, ведут кружки. Они с наушниками. У нас группа создана всероссийская «Изучаем эвенкийский язык». Изучаем понемножку, в основном, песни, стихи, читаем на праздниках. Легче запоминаются определённые слова.
На эвенкийском много диалектов, получается. Мы изучаем смешанный. Катангский говор немножко другой – другие предки совершенно. У нас больше подходит к верхнеленскому, даже как мама, помню, говорила. Отдельные слова я помню и они больше подходят к Якутии, к олёкминскому говору.
Род мой – мама у меня эвенкийка, отец якут. Род Чологир. Раньше так и называли отца – Чологир, мы говорим, что мы Чологиры. Из всего своего большого рода – у нас было 8 человек детей, совместных, к сожалению одна осталась.
– У вас там ещё есть не только эвенки, но и якуты. У них там нет этноцентра?
– Нет, это мы и есть, ассимилированные. Сейчас есть реестр. Люди предоставляют документы для включения в этот реестр. И у нас только 47 человек эвенков. По данным документам, которые у них имеются, это именно эвенки. Бывает так, что семья 12 человек – из них трое эвенки, остальные якуты, хотя отец и мать одни. В тайге же раньше кочевали в советское время.
– Они самоопределились так?
– Это их самоопределили так. Мы же не говорили раньше. Нас называли якуты да якуты. Мы в тайге раньше кочевали в советское время, в стойбищах раньше жили. Женщина родила ребёнка в тайге, привезла регистрировать документы. Дети жили раньше в интернате в Бодайбо.
Эвенков у нас 47 человек в посёлке. Мне говорят: «Ради 47 человек открывать Центр? Для чего?» Я отвечаю : «Если бы нас было 3000, у нас не было бы статуса коренных малочисленных. Нас мало – 47, нам надо помогать. И, тем более, мы не просим какой-то помощи». Даже вот этот этноцентр. Просто это мой проект. Я когда-то, 15 лет назад, написала проект на “Полюс золото” и выиграла. Проект закончится – и нет этноцентра. Срок реализации проекта был три года, и эти три года уже давно прошли.
